вперед. Усилием воли она заставила себя стоять прямо и посмотрела ему в глаза. Это были его глаза… и не совсем его.

Может, в его словах о призраке и есть доля истины, подумала Дарси.

– Мы не в кино, и мы не смотрим фильм, где сумасшедший муж гоняется за визжащей женой по всему дому. Если ты решишь обратиться в полицию и выдать меня, я не стану тебе препятствовать. Но я знаю, что ты думала, как это может отразиться на детях. Иначе ты была бы не той женщиной, на которой я женился. Но ты вряд ли подумала о том, что станет с тобой. Никто не поверит, что за столько лет брака ты ничего не знала… и даже не подозревала. Тебе придется уехать и жить на наши скромные сбережения, поскольку деньги всегда зарабатывал я, а в тюрьме я зарабатывать не смогу. Но и от них может ничего не остаться из-за гражданских исков. А дети…

– Никогда не упоминай детей, когда мы говорим об этом! Слышишь – никогда!

Он покорно кивнул, продолжая держать ее за руки.

– Мне однажды удалось одолеть Би-Ди, и я держался двадцать лет…

Шестнадцать, подумала она. Шестнадцать, и тебе это отлично известно.

– …и я снова могу его одолеть. Если ты поможешь мне, Дарси. С твоей помощью я способен сделать все! Даже если он вернется через двадцать лет, что с того? Да ничего! Мне уже будет семьдесят три, а в инвалидном кресле охотиться за динамистками уже вряд ли получится. – Он засмеялся, представив эту нелепую картину, но тут же стал снова серьезным. – Послушай меня. Если я вдруг оступлюсь хоть один-единственный раз, я покончу с собой. Дети никогда ничего не узнают, и на них не скажется это… бесчестье… ведь все будет выглядеть как несчастный случай… только ты будешь знать. И будешь знать почему. Что скажешь? Мы можем перевернуть страницу?

Дарси сделала вид, что размышляет. Она действительно размышляла, правда, не в том направлении, которое ему представлялось.

А думала она вот что: Наркоманы тоже заверяют, что никогда в жизни больше не притронутся к дури. Что останавливались раньше и могут остановиться теперь. Только на самом деле все иначе, даже когда сами искренне верят в свои слова. И с ним то же самое. Что мне делать? Мне не удастся провести его, потому что мы слишком долго прожили вместе.

Ей ответил холодный голос, о существовании которого она никогда не подозревала. Наверное, какой-то аналог голоса Би-Ди, твердящего Бобу о динамистках в ресторанах, на улицах, в дорогих кабриолетах с опущенным верхом, перешептывающихся и понимающе переглядывающихся друг с другом на балконах своих квартир.

А может, это был голос ее двойника из зазеркалья.

А почему нет? – спросил голос. В конце концов, он же тебя… одурачил.

Но что потом? Она понятия не имела. Все происходило здесь и сейчас, и думать нужно было именно об этом.

– Ты должен обещать остановиться, – сказала она медленно, будто с трудом подбирая слова. – Дать самую священную клятву, которую невозможно нарушить.

На лице Боба отразилось такое облегчение, что он даже стал похож на мальчишку, и она невольно растрогалась. Он редко напоминал мальчишку. Правда, этот мальчишка некогда собирался отправиться в школу с оружием.

– Я обещаю, Дарси. Клянусь! Я уже говорил.

– И мы никогда больше не будем об этом говорить.

– Обещаю.

– И ты не станешь посылать документы Дюваль в полицию.

На его лице отразилось разочарование – тоже мальчишеское, – но она была непреклонна. Он должен прочувствовать наказание, пусть даже в такой мелочи. Тогда он поверит, что сумел убедить ее.

А разве нет, Дарселлен? Разве это не так?

– Мне мало одних обещаний, Бобби. Не по словам судят, а по делам. Ты отправишься в лес, выроешь яму и закопаешь там документы женщины.

– А когда я это сделаю, мы…

Она протянула руку и закрыла ему ладонью рот.

– Тсс! Ни слова больше! – Она постаралась придать голосу суровость.

– Хорошо! Спасибо, Дарси. Спасибо!

– Не понимаю, за что ты меня благодаришь. – А затем она заставила себя договорить до конца, хотя при одной мысли, что он будет лежать рядом, почувствовала омерзение и гадливость. – А теперь раздевайся и ложись в постель. Нам обоим надо поспать.

10

Боб уснул, едва коснувшись головой подушки, и сразу мирно засопел, изредка похрапывая, а Дарси долго лежала с открытыми глазами, боясь, что если уснет, то проснется, почувствовав его руки у себя на горле. Как-никак он же был сумасшедшим! Добавив ее к своим предыдущим жертвам, он получит дюжину.

Но он говорил очень искренне, подумала она, когда небо на востоке начало светлеть. Он говорил, что любит меня, и это – правда. А когда я сказала, что сохраню его тайну – а ведь к этому все и сводится, – он мне поверил. А почему бы ему не поверить? Я и себя почти убедила.

Может ли он выполнить свое обещание? В конце концов, есть же наркоманы, которым удается излечиться! Ради себя лично она бы ни за что не стала его покрывать, но ради детей?

Я не могу! И не буду!

А какой у меня выбор?

Что, черт возьми, я могу поделать?

Над этим вопросом бился ее измученный и сбитый с толку мозг, когда сон наконец взял свое.

Ей снилось, что она входит в столовую и видит женщину, прикованную цепями к их большому обеденному столу. Женщина полностью обнажена, и только на голове у нее черный кожаный капюшон, прикрывающий верхнюю половину лица.

«Я не знаю эту женщину, она мне незнакома», – подумала Дарси во сне, но вдруг та обратилась к ней с вопросом:

– Мама, это ты? – Это был голос Петры.

Дарси пыталась закричать, но во сне такое удается не всегда.

11

Когда Дарси проснулась, чувствуя себя несчастной и совершенно разбитой, мужа в кровати не было. Часы на своей тумбочке Боб перевернул обратно, и они показывали четверть одиннадцатого. Так поздно она не просыпалась уже несколько лет, правда, и уснуть ей удалось лишь под утро, а сны были наполнены кошмарами.

Выйдя из туалета, она накинула халат, висевший в ванной комнате, и почистила зубы – во рту было противно и мерзко. «Как на дне птичьей клетки» – по образному выражению Боба наутро после редких для него случаев лишнего бокала вина за ужином или второй бутылки пива во время бейсбола. Она прополоскала рот, потянулась положить на место зубную щетку и замерла, увидев себя в зеркале. На нее смотрела женщина не средних лет, а уже пожилая: бледная кожа, глубокие складки у губ, темные мешки под глазами, всклокоченные волосы от беспокойного метания по подушке. Но ее внимание привлекло вовсе не это, и о своей внешности она думала меньше всего. Она пристально смотрела за плечо своего отражения, где сквозь открытую дверь ванной было видно